Полевой отдых

Из моих рассказов о полях может представиться, будто я фантастический трудоголик. Это не так. Больше всего на свете я люблю есть и спать – но работать приходится, вот что самое прискорбное и неожиданное. Поэтому, когда вчера позвонил шеф и сказал, что на сегодня поле отменяется (бывает такое с техникой), то я даже не сильно расстроилась. В конце-концов, воскресенье. И дульник обещали нешуточный, а Эдмонтон-Калгари уже давно занесло. И пошла вчера прогуляться на почту (солнечно, тихо, тепло), и еще как-то мимо хозяйственного лениво так топаю, думаю, надо бы лопату снежную впрок – но на следующий день и на машине, а то буду шагать по Ллойду, как девушка с веслом. Как очень практичная девушка, потому что мне нужно две лопаты, одну в машину, другую – лося гонять в кладовку. Ну и, как всегда: всю ночь завывал юго-западный ветер, эсквайр, просясь войти в спальню, а я, как приличная, его не пускала. А наутро оказалось, что этот джентльмен был с товарищем. Волобуев, вот вам кий.

Так что сегодня я целый день ленюсь. По скайпу и интернету, за чаем и кофе, йогой, стиркой и уборкой, а лопату я завтра куплю, все равно на работу вылезать. Вышла на улицу только чтоб выкопать из сугроба автомобильную розетку, и мне там не понравилось.

А ведь совсем недавно в полях было так:

И я еще поинтересовалась у шефа, когда тут выдают первый снег. Он хмуро на меня посмотрел и попросил никогда, никогда впредь не произносить этого скверного слова.

— Вот этого, обозначающего… эээ… холодные осадки, состоящие из моноксида водорода? Говорят, у эскимосов больше ста слов в языке, для обозначения этого самого…

— Да, нэйтивы мастера ругаться, — соглашается он.

— А я на Новый год на Гавайи уезжаю, — вступает в разговор старший бурильщик. – Говорят, там клево? А на каком острове лучше всего?

— Смотря что тебя интересует, — отвечаю. – Если вулканы и разнообразие, — то на Большом, наверное.

— Мне гольф, жене – шопинг.

— Ну, шопинг там везде.

— И этого слова тоже не говори, пожалуйста, особенно при моей жене, — морщится начальник. – Ну будь человеком!

— Какого? Шопинг на Гавайях?

— Очень, очень плохое слово, — осуждающе говорит шеф. – Никогда его не произноси, а я за это не скажу тебе, что мы в январе-феврале работаем в Гран-Прери.

Щедрая душа. Гран-Прери, как бы это сказать… несколько севернее Ллойда, там топко и хмуро. Кто-то клялся мне на интервью всем естественным отбором и пророком его Дарвином, что работает только по центральной Альберте и Саскачевану. На что я отвечала с улыбкой, что ради работы моей мечты готова хоть в Форт Сент-Джон (а это в двух шагах от Гран-Прери), так что оба хороши.

— Класс! – восхищенно отзываюсь я. – Это моя мечта, как ты угадал? Там есть Белое Безмолвие, как у Джека Лондона? А Маккензи рядом, мы ее увидим?

— Я уже перестаю понимать, когда я тебя подкалываю, а когда ты меня, — возмущается начальник.

— Ни то ни другое, — улыбаюсь я. – Тебе не сдается, что нас обоих подкалывает кто-то третий, сверху, издалека, откуда ему виднее?

Шеф смеется и закрывает кузов автомобиля. Ночуем сегодня в местной гостинице, а наутро едем смотреть соседний участок. С бурильщиками прощаемся – эта работа закончена, и завтра они отдыхают, а потом выезжают на север, к другому заказчику. Вечером заходим в ресторан, отметить окончание рабочего дня хорошим стейком и апельсиновым соком.

Возвращаемся в гостиницу, навстречу топают наши бурильщики. Тоже, видимо, из ресторана. Основательно лицензированного. Апельсиновый сок, по всей видимости, разбавляли водкой («screwdriver» по-английски, дрянь похуже нашего ерша). Ну да, завтра же у них выходной.

Помощник бурильщика от души тянется меня обнять. Я тактично уклоняюсь, и обиженный юноша утыкается руками в стенку.

— Ви, ты понимаешь, что завтра больше меня не увидишь? Я уеду завтра, понимаешь? Туда, на Малое Невольничье озеро, надолго уеду… – всхлипывает от неподдельной жалости к своей горькой доле. – Вот мы с тобой работали, целую неделю, и я теперь уезжаю… а ты меня даже не поце… не поцеловала, — бормочет он печально. – Ты – плохой товарищ! (You are not a team player).

— Нет, я хороший товарищ (Yes, I am), — возражаю я.

— Докажи! (Show it to me, right now!)

— Вот сейчас ты пойдешь в свой номер, дальше, по коридору…

— Вау! Мы идем в мой номер!

— Ну да, вот дойдешь, ляжешь спать и хорошо посчитаешь до пятисот. И ты обязательно увидишь меня… во сне. И увидишь, какой я хороший товарищ. Только как следует считай, собьешься – начинай сначала. Договорились?

— Не обманешь? – он покорно топает по коридору и бубнит себе под нос: раз, два, три, четыре…

— Он не реднек, он просто устал, — говорит шеф, наблюдающий всю эту мизансцену с улыбкой Джоконды. – Впрочем, ты всегда можешь пожаловаться на приставание, вот бланки, – протягивает мне планшет.

Я с упреком смотрю на него.

— Здрасьте, приехали. Вроде не первую неделю меня знаешь…

— Ну, я обязан сообщить тебе о твоих правах, — усмехается он.

Да уж. В первый раз, когда он взял меня с собой в поле, представил бурильщикам: «Знакомьтесь, это Ви, мой новый токсиколог. Кто полезет – яйца отстрелю. – Взглянул на меня внимательно и добавил спокойно: «А если я полезу – отстрелишь мои, ружье в багажнике». На этом инструктаж по технике безопасности закончился.

Наутро выхожу из номера, смотрю – в фойе сидят бурильщики. И начальство тут же, с неизменным стаканчиком из Тим Хортонса, откуда разит чем-то мазутно-жженым. Кофе «по-черному».

— Завтрак нефтяника? Может, вам нормальный «Якобс» заварить? У меня пресс с собой, три минуты – и готово.

— Я не заслужил «Якобс», — горько мотает головой помбур. – Я вчера был плохой товарищ.

— Глупости, ты отличный товарищ, — утешаю его я. – В товарищах что главное? Предсказуемость. Ты вел себя абсолютно предсказуемо.

И я не вру. По российским меркам, если коллега на рабочей вечеринке не полез обниматься, так или корпоратив не удался, или коллега вовсе не твоей ориентации.

— Все равно, — уныло бубнит помбур. – Я был плохой товарищ, я вчера отвратительно себя вел. Мне очень стыдно, прости, пожалуйста. Я как русский вчера нажрался.

— Ну вот еще, – возмущаюсь я. – Русские так не надираются!

Лицо его вмиг озаряется счастливой мальчишечьей улыбкой.

— Ты слышал? – радостно вопит он шефу на весь зал. – Нет, ты слышал, что она сказала! Она сказала, что я вчера нажрался хуже русского! Вау! Я крут! Я! Вчера! Нажрался! Хуже русского!