Жареные каштаны на вкус – совершенно как вареная кукуруза. Это я подарила себе романтическое Рождество в этот раз: приехала в Ванкувер, вышла на Гренвиль-Айленд, наслушалась бродячих музыкантов, насмотрелась шпагоглотателей и прочих фриков, подергала волшебную лютню в музыкальном магазине Гандхарвы-Лотоса, купила жареных каштанов с лотка и кормила ими чаек, читая им вслух стихи Бродского. Чайки кряхтели и недоумевали, но что поделаешь: жрать захочешь — и не такое стерпишь. Вот так я приобщила животный мир Ванкувера к русской классической поэзии.
А вот и доказательства моего, как всегда, совершенно правдивого рассказа.
Фрик на Грэнвиле, которого запутали в цепи и смирительную рубашку по собственному желанию, а потом он из нее самовыпутывался, как Гудини:
Чайка (судя по веснушкам на щеках, двухлеток – три года ей стукнет в августе, если не будет попрошайничать всякую гадость у туристов, за то, чтоб не срала на голову, в прямом смысле этого слова). Каштаны внутри.
Бродский (писал он эти стихи во Флоренции, читала я их в Ванкувере, но думали мы оба в процессе об одном и том же городе, никуда не денешься: девушку можно вывезти из деревни, а деревню из девушки – никогда. Спасибо любимому городу, за то, что он всегда во мне – так получилось).
Есть города, в которые нет возврата.
Солнце бьется в их окна, как в гладкие зеркала. То
есть, в них не проникнешь ни за какое злато.
Там всегда протекает река под шестью мостами.
Там есть места, где припадал устами
тоже к устам и пером к листам. И
там рябит от аркад, колоннад, от чугунных пугал;
там толпа говорит, осаждая трамвайный угол,
на языке человека, который убыл.
«Чайки кряхтели и недоумевали, но что поделаешь: жрать захочешь – и не такое стерпишь.» — super!!!
Спасибо!
С наступающим!