Когда жизнь впереди была привлекательнее всех девушек, и та жизнь казалось бесконечно-сверкающей, как лыжня, уходящая в горизонт заполярной весны… Другими словами, полжизни тому назад, погнали наш третий курс на «марш Мира». С утра мы еще ничего не подозревали, а на вторую пару вместо беспартийного лектора пришел сам парторг, велел всем оставить вещи в аудитории, запер за нами дверь и вручил ключ комсомольскому секретарю факультета.
Секретарь Сережа И. – личность, заслуживающая очень отдельного и скрупулезно-детального жизнеописания. Когда он отойдет от дел и расслабится на пенсии, тогда, на каком-нибудь фешенебельном швейцарском курорте, после феерического катания на горных лыжах, разомлев с шампанским у камина, Сережа удостоит своим временем толпу жаждущих биографов с блокнотами и диктофонами. Дружище Серега, если тебе доведется это прочитать, учти – я рассчитываю на экземпляр с дарственной надписью, не отвертишься. Я не отбиваю у них хлеб, чукча, вообще-то, читатель. Я только немножко, про марш Мира.
Как я потом узнал, Сережа, коммунист и ответственный комсомольский работник, пришел на первую лекцию и сел у двери, намереваясь проследить, чтобы никто не сбежал. Ну понимаете, слухи о внезапном марше таки могли просочиться в недостаточно сознательную аудиторию. А на предмаршевый инструктаж в комитет комсомола он послал вместо себя Таню Р., комсорга одной из групп. Умная девушка Таня, почуяв, чем тут все пованивает, до комитета не дошла, а пропала где-то в недрах универа по пути. Мы ее аж до следующего понедельника не видели.
Так или иначе, наш курс остался с непроинструктированным лидером.
Со знаменами и плакатами мы прошли по Садовому кольцу к проспекту Мира.
За несколько лет до этого я понаблюдал за овцебыками в таймырской тундре. Очень интересное зрелище, скажу я вам. В случае опасности (появления хищника) стадо овцебыков срывается в бег по широкому полукругу, по пути животные перестраиваются, выставляя вперед здоровых быков, а коров и телят ставя сзади. И так разворачиваются рогами к хищнику. А по еще более широкой дуге, снаружи стада, бежит бык-старшина. Или лейтенант? Короче, задающий траекторию. Вот так и Сережа со своим матюгальником шел то слева, то справа от стада от колонны, блюдя нерушимое единство рядов и плавность поворотов в правильную сторону.
Еще Сережа периодически орал в матюгальник лозунги. Иногда обычные, а временами креативные, что забавляло.
Так организовано и громко мы дошли до Олимпийского и разместились на отведенной нам части трибуны. В хрипатый микрофон уже оглушительным фальцетом боролась за мир Катя Лычёва. Потом говорили еще какие-то люди, пели какие-то хоры, но в нашем углу слышно было плохо, то есть громко, но неразборчиво. Да и пофиг было всем.
Не пофиг было то, что еще там должны были раздавать какую-то съедобную халяву, но никому из нас не досталось (пряников на всех, сами знаете, классика), вручили только бумажные флажки союзных республик. Мне попался азербайджанский, я его, родного, сразу узнал. Почему «родного» — это долгая история, лучше не спрашивайте, а то я вдруг запою «Цып-цып мои цыплятки» на азербайджанском. А что, думаете, не могу? Да запросто!
К нашему сектору несколько раз подходил человек с красной повязкой и выговаривал Сергею, что его комсомольцы недостаточно бурно радуются мирным лозунгам и недостаточно гневно клеймят капиталистическую военщину. Серега бледнел и махал на нас сразу несколькими бумажными флажками. Под конец действа этот хмырь с повязкой, видя наш пофигизм и серегину беспомощность, обратился к нам сам, свистящим полушепотом.
– Вы что тут себе позволяете, комсомольцы?! Вы что же, не за мир?! Вы не против войны?! Вам всего-то надо поддержать выступающих! Вас никто не посылает в Афганистан за мир из автомата стрелять!
– Еще не хватало! – в полный голос возмутился с места Андрей С. Странно, обычно он находил способ увильнуть еще и не от таких мероприятий, а тут вот не смог, или не стал.
– Кто это сказал?! – грозно и уже в полный голос вопросил мужик с повязкой.
С места вскочил Леша Ф. и стал высматривать в толпе ворога. Из-за необъятной лешиной спины чувак с повязкой не видел вообще ничего. Что характерно, Леша с Андреем в нормальной жизни крепко друг друга недолюбливали. Но когда выскакивает хищник – срабатывает инстинкт, в этом все мы немножко овцебыки. Пришлось встать и мне.
– Вы позволите на два шага на два слова? – я тронул мужика за повязку.
– Ты кто такой!? – от удивиления он отошел со мной на несколько шагов к стенке.
– Член комитета комсомола университета, коммунист такой-то. Не могли бы Вы назвать свое имя-отчество? Мне так было бы удобнее к Вам обращаться.
Он назвался. Я начал говорить какие-то малозначащие вводные фразы, про марш, про организацию… Совал ему блокнот, ручку и студбилет, чтобы он меня записал и проверил, если что… Было важно выиграть время, хотя бы до того, когда все усядутся и перестанут таращиться на нас, тогда этот хмырь уже никого не найдет. Только если не стуканет кто… но против этого лома нет приема…
– Так вот, я хочу сказать, что Сергей делает совершенно все, что возможно, поверьте. У нас на курсе контингент непростой, даже специфический, парни только что из армии, некоторые служили в местах… с жарким и сухим климатом… намеки на Афганистан могут быть неверно истолкованы…
– Ты сам служил? – он перебил меня, резко приставив мне к груди указующий перст.
– Да, два года, рядовой, механик-водитель «Шилки»…
– У нас все служили, – подвалил к нам Серега, – А вы тут организовали, ни в Красную Армию, ни в Военно-Морской флот! Людей без обеда оставили, вон, Леша – язвенник, БАМ строил не щадя здоровья, ему нельзя без еды дольше двух часов, а тут даже воды не попить. Как вы еще хотите, чтобы люди были не раздраженными?! Не надо сваливать проколы в своей работе на чужую голову! Меня бы мой ротный с дерьмом съел за такую службу!..
Мужик махнул на нас рукой и пошел к нижним трибунам. Мы с Серегой удовлетворенно толкнули друг друга плечами и с облегчением сели на свои места.
Ничто не вечно, даже митинг в защиту мира. Назад со стадиона мы плелись большой угрюмой толпой, как после проигрыша любимой команды. Накрапывал дождичек. Серега изредка пытался проорать какие-то нетематические лозунги, типа «Да здраствует советское студенчество!», и мы ему отвечали полудохлым «ура!», тогда как влачащиеся перед нами студенты из какого-то химического вуза точно так же жалобно выдавливали из себя «позор!» – их комсорг, надо думать, клеймил агрессивные планы НАТО.
Трындец подкрался на подходе к площади трех вокзалов. Серега решил, что надо запеть. Причем что-нибудь строевое. И запел, что характерно, Варшавянку. Революционная такая песня, все ее знают – «Вихри враждебные веют над нами, Темные силы нас злобно гнетут».
О том, что за припевом (который «Марш-марш вперед, рабочий народ») следуют еще два куплета, знало с курса всего человек пять или шесть. Но все равно хватило, вышло громко, по-маршевому, и, главное, в тему. А вы, кстати, продолжение помните? Вот оно: «Мрет в наши дни с голодухи рабочий, Можем ли, братья, мы доле молчать? Наших сподвижников юные очи Может ли вид эшафота пугать?»
Мы потерялись в толпе. Как оно вышло я не знаю, описать не могу. Как-то потеряли друг друга. Толпа была плотная, кто-то пробирался, кто-то тормозил, нас как-то оттирали. Макс Н., один из знавших слова, потом сказал, что он вдруг с недоумением обнаружил себя посреди незнакомых людей, орущим «Кровью народной залитые троны Кровью мы наших врагов обагрим!». Не в тему мирного марша, да. Похожее испытал и я.
Сереге же пришлось еще хуже. Когда он допел, он внезапно осознал, что у него пропал из рук казенный матюгальник. Пропал и все тут. Он не мог объяснить этот полтергейст.
«А оклемаешься в миру, где не знаком тебе никто, и не поймешь как ошибался, а решишь, что был обвал» – о да, поэт знал, о чем писал…
Серега нашел меня ближе к вечеру, в вычислительном центре. Мы сели за дальним терминалом.
– Не знаю как, веришь? – продолжал недоумевать он, – Я ж не мальчик! Ко мне подходил какой-то в сером, говорил, что лозунги надо кричать без самодеятельности, спрашивал про листок литования. Но это было по дороге туда, не назад! Кстати, что такое литование, ты не в курсе?
Я внимательно посмотрел на него. Нет, не шутит. На самом деле не знает.
– Ты об этом парторга спроси, пусть он тебе объяснит. Нет, старина, без обид, так точно лучше будет. Вот ты у него прямо так, глядя своими честными голубыми глазами и спроси, как у меня спросил. Он офигеет, как я, но это будет в твою пользу.
Года через три мы написали Сереге на днюху хвалебную кантату. Если из той кантаты вычленить нематерную релевантность, там было: «Так просрал Сергей Борисыч комсомольский матюгальник, но зато строгач остался у него за митинг мира».
А Андрея все равно поперли, с четвертого курса. По совсем другой причине, но не без стука. Нет приема, я ж говорю…
Leave a Reply