Индейское

Во время оно в Эдмонтоне, жил у нас в доме один индеец. Жил да был. Я его называла про себя Весельчак У. Каждый вечер, когда возвращалась с работы, замотанная насмерть дурным менеджментом, Весельчак вскакивал с приступочки у моего парковочного места, и начинал усердно разгребать снег и грязь вокруг – чтобы я припарковалась на чистое. Мои смущенные попытки самой отчистить место отвергал с гневом и болью.

— Давай лучше закурим, а, белая сестренка? – спрашивал с надеждой Весельчак. Анашой провонял уже весь старый город.

— Не могу, — я со вздохом стучала себя по лбу. – Я этим работаю.

— Брось, — удивлялся Весельчак. – Брось эту работу, от нее один стресс. Вот посмотри на меня – в жизни не работал! И не буду… в смысле, за деньги. Это зло – работать за деньги. Вот снег почистить – это с удовольствием. Машину могу тебе помыть – это для души, понимаешь?

Понимаю. Настоящему индейцу завсегда везде ништяк.

— Я уезжаю, — сказала я, когда перевелась из дурного менеджмента в интеллигентный консалтинг. – Совсем уезжаю. Не скучай. Здесь еще много машин.

— Работа? – нахмурился Весельчак. – Я так и знал, что ты – трудоголик! Это неправильно и нездорово, и куда ты уезжаешь из такого прекрасного места?

Я окинула взглядом раскисший эдмонтовский двор, кучи мусора и зарешеченное полуподвальное оконце.

— В Ллойд, на границу Саскачевана и Альберты. Знаешь, где это?

— Еще бы! – завопил Весельчак. – Там прерии, там мое племя! Сестра, если б ты знала, как часто я думаю о них! Как душа моя рвется туда, в прерии, о, какая там свобода, какой воздух!

Мой идеализм и жажда романтики заволновались. Вот в двух шагах от меня стоит дитя природы, бескорыстно разгребающее снег всем автомобилистам, просто так, чтобы сделать утро чуть-чуть добрей, и ведь наверняка у него даже нет денег на самый дешевый Грейхаунд доехать до родины. А я, избалованная жизнью белая скво, за счет его земель, между прочим, могу запросто сгонять туда и обратно за день.

— Хочешь, отвезу тебя? Три часа – и ты дома.

— Не-е, — с горечью выдохнуло дитя природы, — мне нельзя домой. Никак. Мне вождь жопу надерет (the Chief is after my ass).

P.S. Вот кто бы знал, с чего меня в день святого Патрика на индейцев потянуло?

P.P.S. На картинке – настоящий вождь, Джим Найф, написан в середине пятидесятых Николасом Грандмэзоном, художником русского происхождения. Книжку о Николасе с иллюстрациями мне подарил директор краеведческого музея Уэйнрайта, когда узнал, что я русская. Тесен мир прерий.