Про число «Пи»

У полевиков такой обычай — в круг сойдясь травить друг другу байки. А если вдруг случится компания из непричастных, то им можно загнуть что-либо экзотическое, что нельзя в приличном обществе — хрень про последнюю спичку, наример. Ну вы поняли.

…Не то что бы сезон был каким-то выдающимся. Пожалуй, таки был — своей неорганизованностью, возведенной до маразматических высот.

Началось с того, что в поле (а это была самая северная часть Северного Урала, если встать на цыпочки, то можно было увидеть Приполярный Урал) мы выезжали не закончив подготовку ключевых предполевых вычислений. Компьютерное время было до смешного дорогим и организационно недоступным. То есть ребята уехали вовремя, а мне пришлось задержаться в Москве на целый месяц, заканчивая вычисления установочных параметров на вторую половину сезона.
Базировались мы на самой Уральской хребтине, а до ближайшего населенного пункта было километров 120-130 по тропе вдоль приятной речки. Естественно, что в условиях какого-никакого хозрасчета, я не стал фрахтовать вертолет для себя любимого, как не стал и нанимать рабочего-проводника. Зачем мне проводник? То есть, я, конечно, нанял его на бумаге, отдав поллитра спирта и пять пачек чая за его паспортные данные и подпись в ведомости за три месяца работы. Да я и вынужден был кого-либо нанять, хотя бы формально — не положено по ТБ в одиночку по тайге ходить. Но побежал, ясное дело, один. Но песня не о том.

За те три дня, что я бежал вверх (а это был конец июня), мне эта речка очень приглянулась. Тогда мне и запала в башку крамольная идея — в конце сезона, презрев ТБ, спуститься по этой речке на плоту, тем самым сэкономить время и силы на перетаскивание оборудования (замечу, что ребят в начале сезона на место забросили таки вертолетом). Поэтому я не жалел времени на лишние крюки к речке в тех местах, где она шумела громко. Просмотрев все попавшиеся на глаза перекаты, я сделал вывод, что речка проходима на обычных восьми сосновых бревнах.

Суета и безалаберность собственно рабочей части сезона не достойна описания. Люди приходили и уходили, прилетали и улетали, отправлялись в несколькодневные заходы, из которых, не возвращаясь на базу, выходили в населенку или к каким-нибудь другим таежным трудягам, и оттуда с приборами уезжали сразу в Москву и т.п.
Закончилось это тем, что сентябрьский снежок и последние измерения застали астронома Диму и вашего покорного слугу в базовом лагере вдвоем. Двух, к слову сказать, основных материально ответственных. Возрастом в 56 годков. В сумме.

Записав последние цифири, мы бурно отметили конец сезона. Обожрались оленины и со всей дури напалились в небо из ракетницы, и иными способами потешили свой молодой кураж. И вот пришло время собираться назад… И тут мы прониклись, что сезон нифига не кончился. Грубая прикидка показала, что все наше барахло мы унести не в состоянии. Никак. Ну то есть совсем никак. Стали просчитывать варианты. Сбегать вниз и нанять вертолет? Дорого — это последний вопрос, а что будет, если не наймем, например, летуны не возьмут оплату по безналу, как уже бывало? Вернуться по снегу, которого с каждым днем становится больше, и вытащить оборудование в три приема у нас просто не хватит сил, и проковыряемся мы с этим до… страшно подумать. Тащить челноком? Час вперед треть тащить, бросать, возвращаться назад налегке, брать вторую треть, тащить вниз… и так далее. В результате проходимое расстояние увеличивается впятеро, то есть 120 км превращаются в шесть сотен, а планируемые четыре дня дня окажутся двадцатью, с учетом усталости — в месяц, а с учетом снега, с каждым днем засыпающим северную тайгу все глубже, это больше будет похоже на ноябрьские праздники… Или мы просто вымрем, что более вероятно, но менее замечательно (конец цитаты).

Героические усилия по поеданию остатков и изничтожению малоценки (типа палаток, тентов, штативов) оставили нас со 160 (грубо) килограммами совершенно необходимого груза (полевые материалы, дорогостоящая оптика и электроника, и еще немного по мелочи — один спальник, армейский котелок, ружье, два ножа, 20 метров репшнура…) на двоих. С этим уже можно было тащиться челноком в два приема, а не в три. За день мы выволокли барахло к упомянутой в начале байки речке. Плот! Это то, что решало проблему. Речка, повторю, мне представлялась вполне проходимой, к тому же мы рассчитывали, что в сентябре вода должна быть ниже и тише, чем в начале лета.

Мы не то чтобы ошиблись… Вода и оказалась ниже, причем «ниже» это не то слово.

Однако, два балбеса не придали этому особого значения, ибо и без того было над чем голову поломать. Дима плотов сроду не делал. Я делал, один раз, за несколько лет до описываемых событий, но то было лето на Алтае, а не осень на северах. Тогда, под абаканским солнышком, мы аккуратно разложили будущий плот на берегу, все тщательно промерили и подогнали, а затем, скинув бревна в тихую заводь, собрали плот стоя в воде по пояс или по вроде того. Весело было, с шутками и визгами неожиданно окунутых в реку девок. Тогда нас было пятеро, и мы разбили бутылку шампанского об наше сооружение…

Мысль о том, что придется это проделать вдвоем, без шампанского и веселых девочек, в воде, подернутой ледком, под падающим снегом, вызывала стойкое желание залечь в берлогу до весны и гори оно все. Честное слово, обустройством зимовки мы бы занялись с бОльшим энтузиазмом.

Мы нашли плавный склон, вычистили его от стланика и камней. Положили поперек склона десяток гладко вычищенных бревен-катков. Я опускаю описание объема работ, стоящего за этими двумя фразами. Срубили и собрали девятибревенник. Втолкнули его на катки и он пошел! Сначала неохотно, потом быстрее… Ближе к низу его несколько развернуло, и в воду он вошел косо, под углом. Раздался глухой но внятный удар об дно… Когда плот всплыл, мы увидели, что лопнула передняя ронжина (поперечное связывающее бревно), задняя выдержала, и плот разошелся веером.

Предлагаю вам догадаться, мы заменили ронжину в ледяной воде или срубили и собрали новый плот, повторив попытку спуска. А я продолжу с того места, когда работоспособный плот был уже на воде, и барахло погружено.

Прикид был простой. 120 километровый сплав, как мы полагали, не должен занять дольше двух дней. Сидеть на плоту это ведь не мешок по тропе волочь, 12 часов движения, с предрассветных сумерек до темноты. Ну не можем же мы сплавляться медленнее 5 км в час!

Еще как можем, показал нам первый же день!

Сплава толком не получалось. Примерно треть времени мы шли по колено в воде, периодически сталкивая плот с камней рычажным методом. Работать в таком режиме 12 часов кряду было просто немыслимо.

Все надежды второго дня были на то, что ниже речка будет полноводнее, должна же она принять какие-никакие притоки…

На третий день, пройдя примерно половину пути, мы поняли, что пора озаботиться охотой, ибо прижало. Нам все время казалось, что вот там, за следующим поворотом, речка сдвинется и пойдет, если не побыстрее, то хотя бы сама… и покатимся вниз как на поезде… Мы все надеялись на чудо, но чуда не произошло (конец цитаты).

Четвертый день доказал правильность куваевской истины — когда кончаются продукты, дичь тоже исчезает. Мы весь сезон не испытывали проблем со съедобным зверьем. (Да, дорогие зеленые, увы мне. Простите ли?) Теперь же, наверное, мы бы сожрали и лягушек, коли таковые нам бы попались. Но не попались. Тайга как вымерла. Вечером мы решили сварить мой дембельский кожаный ремень. Мы слыхали, что так делают. Варили мы его долго. Он уёжился до размеров напульсника, но прожевать это, даже нарезанное тонкой лапшой, было невозможно, да, скорее всего, и незачем. Похоже, что все содержимое ремня ушло в отвар. Отвар был темен и зело вонюч, псиной и портянками.

На пятый день река стала шире и еще мельче, скалистые берега раздвинулись, река текла сквозь бесконечное медленно, но верно замерзающее болото с редкими лиственницами. Правда, уменьшилось количество камней, и основное время плот все же несло, медленно и плавно крутя. Один из нас орудовал слегой (уже как правило с плота, а не с воды), а другой водил по небу стволом, высматирвая хотя бы синиц. Вечером над речной водой мы услышали звук движка ДЭС и рванули помогать течению в две слеги. Заполночь одумались, и таки встали на ночевку. Как выяснилось, до поселка оставалось два часа ходу.

В местном магазинчике продавщица трепалась с другой теткой, когда мы вошли. Тетка немедленно испарилась, а даже повидавшая всяких продавщица была весьма удивлена. Потом мы у нее ночевали и в баньке парились, произвели впечатление, понимаете, на бедную женщину — два вонючих оборванца купили еду, но не купили спирт, и вдобавок при этом нормально расплатились.

Выйдя из магазинчика, мы прямо на крылечке принялись вскрывать консервы и ломать хлеб. Тут мы поняли, куда слиняла вышеупомянутая тетка. Приперся местный мент, красномордый мужик в бушлате и ментовской фуражке. Так, — говорит, — справки давайте. Дима ему: Какие справки, дядя, из дурдома?! Он за пистолет: Нет справки — лицом к стене, руки за голову! И тут я сообразил… Говорю, мужик, может тебе паспорт дать? (Хам, правда?) Немая сцена… Так у вас паспорта… Давай сюда!

Московскую прописку этот фиг, похоже, видел впервые.

При чем тут число «пи», спрашиваете? А при том, что оно униварсально описывает, во сколько раз мероприятие длится дольше запланированного. К технологическим проектам оно тоже хорошо применимо…