Как я лепила лошадь

Снежную. На площади перед Русским музеем. В составе акции: «Три Александра». Первый Александр – это Невзоров, который все это безобразие на пленку снимал. Второй – это Пушкин, который каменным гостем в двух шагах это наблюдал. И третий, — он, собственно, Третий и есть. Которого лепили. На лошади. Копией Паолы Трубецкого.

Настоящий памятник Александру Третьему скульптора Трубецкого (не путать с декабристом!) стоял раньше на площади Восстания, тогдашней Знаменской. Но этого не помнят даже старожилы. Только частушка осталась: «Стоит на площади комод, на комоде бегемот, на бегемоте обормот, на обормоте шапка». Скульптура была пародийная. Диктатура пролетариата юмора не оценила и снесла царя на задворки Русского Музея. А главный наш акционер, культурный эколог Сережа Васильев, в просторечии Вася, решил-таки Трубецкого народу явить. Хоть так. В морозный мартовский день. Изваянием из снега.

Мне в грядущей акции отводилась серьезная и почетная роль: надо было отловить панкующего художника Маршала и привлечь в ряды акционеров. Потому что своими силами там было не обойтись: в резерве несколько томных фройляйн с факультета живописи, а у Паолы покойного был размах…

Маршала я ловила на живца – к акции обещал присоединиться армянский патриот Володя Атабекян с трехлитровой бутылью домашнего самогона – чистой, как слеза, «атабекяновки». Маршал прикинул на глазок количество акционеров – в основном, хрупких музейных барышень (плюс мы с подружкой Аней, а много ли выпьет маленькая муха?), альтруиста Васю, щедрого Атабекяна, — и согласился. Прийти.

А уже на площади этот коварный шантажист завопил, что на акцию согласен, только если ему дадут вылепить елду. Так и сказал, обалдевшему от неожиданности Невзорову. Бедняга едва камеру не выронил. Музейные барышни, тут же подскочив, визгливым фальцетом заорали: «Никакой елды, здесь культурное мероприятие! Ну представьте, — умягчающе, — что это кобыла!!» «У кобылы – никакой, — подумал и согласился Маршал, — но у царя-то есть! Вот ее и вылеплю. А не дадите – уйду».

Покрасневший от возмущения Вася замахал на нас варежкой, и акция началась. Лучшие из барышень с факультета живописи лепили фигуру царя. Маршал конструировал цареву голову, под чутким наблюдением Васи. Аня, с ее тонким художественным чутьем, отвечала за конскую морду. Мне, как абсолютному балласту, достался зад. Не подумайте, что царский. Музейные барышни глупо хихикали в объектив Невзорова и клянчили сигаретку. Статисты с крепкими плечами атлантов подносили снег.

А я честно этот снег утилизовывала. Надо сказать, что в конских задах я не особо разбираюсь. Получилось у меня нечто кустодиевское. Как у купающейся Венеры. В бане. Со складочками. Мягкое, пухлое. Необъятное. Чудовищную сексуальность которого не мог скрыть даже призывно торчащий хвост. Что обидно, в «600 секунд» это так и не вошло. Наверно, из-за Васиного вопля: «Немедленно уберите этот кошмарный зад, пока сюда не сбежались все гомики из Катькиного садика!» Напротив, в Екатерининском саду, действительно, собирались люди яркие и нетрадиционные.

В итоге, снежное диво с изящной головой и ненормальной величины… эээ.. крупом… с царем посредине, увенчало скверик у Русского музея. Простояло недолго, то ли растаяло, то ли на сувениры растащили. А мне влепили выговор по акционерной линии за срыв мероприятия: во-первых, за то, что привела хулигана Маршала (уже все забыли, как требовали настоящего панка! – а я ведь предупреждала, что он, как орангутан, — не ручной). Хотя Невзоров, увидев маршальский фиолетовый гребень, от восторга впал в ступор и про царя забыл. И про музейных девиц с их сигаретками. Наверно, за это мне и попало. А еще, — за то, что провокационно отвлекла внимание с лица скульптуры на ее тыл. «С таким знанием анатомии, — горестно вздохнул Вася, — только жопы из снега лепить».

А больше всех рассердился Маршал. Потому что хрупкие музейные девы, оказалось, пьют как звери. «С таким знанием психологии, — завопил обозленный панк, — только жопы из снега лепить!»

А вечером, сильно поредевшей после атабекяновки компанией мы у меня на Петроградской расписали пулю. Как обычно. Ну, а мой тогдашний бойфренд играл в преф как цыган: объявляет мизер в начале, а потом всю ночь отыгрывается. Надо ли говорить, что в этот раз ему приперла охота мизерить на моей сдаче. Открыл прикуп, и заорал, что мне с моими руками… а дальше участники уже хором докончили.

P.S. В бесконечных странствиях и переездах у меня утерялось главное доказательство этой правдивой истории: номер газеты «Час пик» со всеми нашими физиономиями вокруг лошади, на фоне Пушкина, и птичка вылетает… Физиономии были черно-белые, пока еще трезвые, молодые и очень куражные. Теперь таких не делают. В общем, если кто найдет в прошлом «Часа пик» этот газетный выпуск, свистните — я подпишу…