На этот раз поле закончилось неожиданно рано: вечером в пятницу. Вообще-то, это редкость: повезло с погодой, площадкой и бурильщиками. Президент компании спросил, как буду брать сверхурочные – отпуском или деньгами. Я попросила отпуск, он улыбнулся: «Умная девочка. Я в твои годы был дурак – брал деньгами». А вообще, так работают все полевики – по двенадцать-четырнадцать часов в сутки (ТБ запрещает, но проект велит – душа горит), а потом уезжают на два месяца на Гавайи – и там, в шезлонгах под пальмами, им снится Северное Сияние. Кстати, обещают скоро включить.
А пока с утра включили мороз, и такой густой туман с заиндевевшими ветками, что мы проскочили площадку, и долго искали место, где развернуться. Потом был фантастической красоты рассвет – малиновые облака на желтом поле скошенной пшеницы, самовыпихивание из теплого грузовика и самозапихивание в несгибаемый (как шкура мамонта) комбинезон, рутина с бумагами, летучка по технике безопасности — потом, дыша духами и туманами, материализовался представитель клиента – нефтяной компании. Главным образом, чтобы пожелать нам хорошего дня и похвастаться утренней фоткой на айфон:
Снято на соседнем участке. Говорит, сначала появились ноги. Взбрыкивая на желтой соломе, мимо ристалищ и капищ, мимо больших базаров…
А мое утреннее фотографическое везение ограничилось только барсучьей норой. Хорошая нора, основательная: порося пролезет. (Картина углем: «Митьки показывают барсуку, как пропихнуть в нору поросенка, утащенного со стола украинской диаспоры Саскачевана»).
Появились контрактники, и я побежала подписывать бумаги — с планшетом на локте и ручкой во рту (чтобы гель разморозить). Начальник укоряюще на меня посмотрел и полез в карман за американской космической технологией – ручкой, что пишет в невесомости, незамерзайкой-непроливайкой-неусыхайкой.
— Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня… – пропела я, выплевывая ручку изо рта. – Ну ты ж не разрешаешь карандашом писать?
Христос, умирая на кресте, заповедовал нам жалость, а зубоскальства он нам не заповедовал.
— Да знаю, знаю, — отмахнулся начальник. – Пока НАСА тратила сотни тысяч долларов, чтоб изобрести ручку для невесомости, русские писали карандашом. Выплюнь чернила, токсиколог называется, и пользуйся технологиями. У меня еще есть.
Заполняю бумаги по ТБ, кодирую риски, отдаю на подпись бурильщикам. Подхожу к начальнику – его подпись последняя. Шеф задумчиво вынимает изо рта космическую технологию и расписывается, не глядя.
— Ну, и на кого, спрашивается, американская наука силы тратила?
— Забыл, понимаешь, — смеется начальник. – Привычка.
Бурильщики машут руками: сверло неожиданно наткнулось на блестящие осколки в глине. Легко режутся ножом, переливаются на солнце.
— Если можно резать, значит, не алмаз, — вздыхает старший бурильщик. – Ты в университете училась, посмотри, что это?
— Слюда. Листовая. Если хорошего качества — за килограмм можешь выручить две тысячи долларов.
— Ух ты! – восхитился бурильщик. – Смотри, совсем неглубоко. Давай проверим, а внизу есть еще?
— Мы, вообще-то, здесь соли ищем, — ворчит начальник. – Перемещай установку.
— Да у нас такого везучего дня в жизни не было! – бурильщики поспешно набивают карманы кристаллами слюды. Тяжелыми, переливающимися. Опалово-желтый кристалл дарят на память мне , слоисто-фиалковый – начальнику. Вообще, в нашем офисе уже приличная коллекция полевых находок (в основном, правда, уголь разной формы и битумные загогулины).
Продвигаемся к болоту. Земля тут довольно топкая. Внезапно раздается грустный мат бурильщиков – где-то в раскопках потеряли пятку для сверла. Маленькое отступление: пятка эта размером пятьдесят на пятьдесят сантиметров, с упором, стальная дура, весит прилично — ну как ее можно потерять? Начальник запирается в траке, чтобы этого не видеть. Звонок другу (инженер конкурирующей компании, в двух милях отсюда).
— Можешь выручить пяткой? Работа стоит, а запасной у них нету.
Грузовик сотрясается от мощного ржания (за две мили, вот что значит хорошая мобильная связь).
— Кончай глумиться, вон Ви говорит, Христос не заповедовал. Так выручишь пяткой? Твои, между прочим, на прошлой неделе сверла на шоссе потеряли.
Смех в телефоне умолкает. Да, среднее сверло весит тридцать килограммов, длиной полтора метра, диаметром двадцать сантиметров. Для скважины нужно как минимум десять, если постараться. Но вот выронить все десять по дороге на площадку и не заметить – это надо очень хорошо постараться.
— Пусть приезжают, дам пятку. Один-один. Хотя… а не твои ли на позапрошлой неделе колодец сломали?
— Не мои, — строго говорит начальник. – Те уже не мои. Уже вообще ничьи (это да, я свидетель – ребятам придется менять профессию).
Бурильщики едут на соседний участок за пяткой, а мы устраиваем обеденный перерыв. Я фотографирую телефоном траву на засоленной почве и быстро вбиваю в голову латинские названия. Начальник объясняет, что где растет, и предлагает поспорить на американку, куда идут грунтовые воды – вверх или вниз. Я трусливо отказываюсь, ибо у комсостава все равно не выиграешь: его десятилетний опыт против моих трех месяцев, это как если бы Рузвельт пошел на одного медведя с двумя кулаками (с).
Уходит по периметру болота проверять место для будущего колодца. Через десять минут возвращается, размахивая оленьими рогами.
— Держи.
— Зачем? – удивляюсь я.
— Вместо вешалки, домой. Бери, тут их много. Линяют. Здесь оленей – как грязи.
— Жалко.
— Да брось, у них давно новые. Возьми, пригодится. Мужу подаришь. Скажешь, сувенир из Альберты.
— Будто я за рогами сюда приехала. Я честная девушка – мне всего лишь миллион долларов и карьеру инженера экологической экспертизы.
— Ну-ну, — усмехается начальник. – Все так говорят. Сначала. А потом, за первым миллионом второй – и нафига тебе сдался этот Ванкувер, с его небоскребами, стеклянными башнями, и этими, как его… ну, ты знаешь, я не политкорректен… менеджерами высшего звена?
— Офисными самураями, — поправляю я.
— Вот-вот, офисными самураями. Смотри, возвращаются наши герои. Со щитом?
Бурильщики жизнерадостно размахивают пятками. Двумя.
— Джон на две расщедрился?
— Нет, это мы нашу нашли. Она под грузовиком была, оказывается!!
Шеф неопределенно кряхтит, а я отворачиваюсь и бегу фотографировать болота. Мальчикам иногда надо дать высказать наболевшее, не стесняя присутствием леди. Даже в полях. Особенно в полях.
А рога я не взяла. Успею еще – какие мои годы…
Спасибо. Очень живо. Наш 40-дневный опыт работы в Альберте на строителстве завода для добывания нефти из песка был тоже интересный, но в тот момент чувство юмора у нас замерзло на 30 градусном морозе в ноябре 🙂
Это в форте Мак-Марри? Надеюсь, у нас не будет 30-градусного мороза в ноябре (поле будет точно). Хотя 20-градусный вполне вероятен. Будет шанс проверить мое чувство юмора. 🙂
Ага, в том самом. Один местный Альбертский дядька при этом говаривал: «Мне всё равно при какой температуре работать. Только вот на 30 градусах приборы не работают».Приборы только, понимаешь. 🙂
Да, у моей знакомой сын там электриком. Прислал маме фотку — весь замотанный на объекте, минус пятьдесят семь градусов по Цельсию (ночью).