Когда деревья были большими, я жила в огромном сером доме на берегу канала Грибоедова. И мои интернациональные друзья – а нашему двору по разнарядке досталось крепить дружбу с социалистической Германией — присылали письма по адресу: Ленинград, набережная имени Канала Грибоедова, дом 150. Канал грустил, канал скучал, и водку пил со дна, и вот однажды написал он «Горе от ума». И осенью здесь пахло прелыми листьями, а зимой – новогодней елкой, а весной – талыми собачьими какашками, а летом – пивом, квасом и тополями, — и это было самое красивое место на Земле.
Здесь расположились десятки коммунальных квартир – общежитие Ленинградского Адмиралтейского Завода. Дальше за домом канал упирался в Фонтанку, и в то самое место, откуда заводские корабли сходили по промасленным рельсам в залив, на первый тренировочный круг. Меня брали иногда смотреть, как корабли спускают на воду, и ничего красивее и торжественнее этого зрелища я не видела. Да и сейчас трудно припомнить что-нибудь красивее корабля – разве что птица?
Запомнился больше всего спуск на воду корабля «Алексей Чуев». В честь новатора промышленного производства, бригадира токарей Балтийского судостроительного, дважды героя Соцтруда. И вот октябрьским солнечным утром население нашего дома, разинув рты от счастья, глядело, как Чуев сходит на воду, а тем же октябрським промозглым вечером, старшее поколение, прихватив семиструнку, стулья и стаканы, оставило младших на дежурстве в квартире – дуться в подкидного с соседями, рассказывать страшные истории и делать уроки – а кто сказал, что жизнь справедлива?
В соседях у меня ходили братья Кашеваровы, Игорь и Валерка (Каша-младший и Каша-старший), вреднючий плакса Костик и рыжая Ленка. Выше этажом жили хулиганы – братья Филатовы, а наверху – признанный король адмиралтейских Сашка Терещенко, по кличке Щука. Я в этой компании была самая мелкая, но на полках у родителей (а если поставить стул на стол, то можно запросто дотянуться) стояли сочинения Гофмана и Эдгара По, и когда до меня дошла очередь рассказывать, Костик подозрительно захлюпал, Ленка поежилась, а Каша-младший вспомнил, что у Филатовых задание забыл. По математике. А сделать его надо прямо сейчас. То-то же. Маска Красной смерти и Песочный человек – это вам не какая-нибудь дурацкая красная роза в черной комнате. Каша-старший, подумав немного, отправился искать братишку. Ну да, он же заблудится. Целых два лестничных пролета.
— По-моему, они просто струсили, — сказала Ленка, когда мы остались одни, и на всякий случай отодвинулась подальше от кашиного дивана, на котором подозрительно оттопыривалась плюшевая бахрома, как щупальца Морского дьявола (да, кстати, Беляев у нас полкой ниже стоял).
— Пойдем, посмотрим, куда они все делись? – предложила я, аккуратно обогнув дьявольские козни, и постаравшись не зацепиться за занавеску, откуда в темноте нехорошим смехом шелестел Песочный человек. Ленка, стуча зубами, дожидалась меня в коридоре.
— На ихнюю истерику шагнем широким строем, Колумб открыл Америку, а мы ее закроем, — забухтела я для бодрости, и мы выдвинулись на лестницу.
Дверь в квартиру Филатовых была приоткрыта. На самом деле, ерунда, в наших коммуналках никогда внешнюю дверь не запирали, а если и запирали, то все всегда знали, в какой дерматиновой дырке искать ключ. Мы осторожно просунулись внутрь. Никого.
— Гляди! – Ленка ткнула пальцем в потолок. Там было на что посмотреть – в потолке была самая настоящая дыра. Маленькая, между перекладинами. — Как думаешь, она вчера была?
— Нет. Я думаю, это окно в другой мир.
— Открывается раз в столетие, и всех за собой утаскивает.
— Ну и зачем им Костик с Кашей понадобились? – практично поинтересовалась я.
— Завидно?
— Ни капельки. И вообще, знаешь, Ленка, я не удивлюсь, если это окно не туда, а оттуда. Ну да, открывается раз в столетие, и оттуда к нам приходят всякие существа.
— Как?
— Ну… так… вниз ногами. И ходят среди нас, неузнанные. В Красной маске и штанах из песка.
— Перестань, а то как двину! — Ой, жуть!
В этот самый момент из дыры свесились ноги. Длинные, тощие, перемазанные глиной брючины.
— Это он! – завопила Ленка. – Песочный человек пришел за нами! – и драпанула вниз по лестнице. Я завопила из солидарности, не бросать же друга в беде, и ломанулась за ней. В кашиной комнате мы немного отдышались и спрятались за диван, тот самый, с красными щупальцами. Сейчас они на щупальца вовсе не были похожи, и вообще – любые книжные страшилки, скажу я вам, это настоящая ерунда по сравнению с парой тянущихся из потустороннего мира ног, перепачканных глиной сотворения мира.
— Это ты накаркала, — обозлилась Ленка. — Что мне теперь родители скажут, когда узнают, что мы Песочника вызвали?
О родителях я как-то не подумала. Да, пожалуй, за такой факт, как общение с привидениями, можно было полвоскресенья в углу простоять.
— Тихо! Слышишь?
Шаги заскрипели по коридору, быстрые, торопливые, но какие-то крадущиеся при этом. Легкие шаги. Прямо к нашей двери. Закрытый замок начал медленно поворачиваться.
Как от нашего визга не вылетели стекла, до сих пор не понимаю. И взрослые от своих пиршественных кубков, на первом этаже, так и не оторвались. Им хоть Воланда бал над головой устраивай, не почешутся. А нас с Ленкой едва кондратий не хватил в тот вечер.
Каше-старшему, надо сказать, тоже не повезло. Сначала его взял на слабо один из Филатовых, сказав, что из щукиного коридора на их шестой этаж никто в дырку не пролезет, потом, когда Каша уже почти протиснулся в этот шкуродер на глазах у всей честной компании и считай что выиграл, снизу донеслись жуткие вопли про Песочника и Красную смерть, и забыв про пари, перепуганный Валерка дунул к себе домой. Открывает дверь, своим ключом – а оттуда из-за дивана та же песочница, здрасьте.
Но больше всех, как выяснилось, не повезло главному инженеру-конструктору парохода «Алексей Чуев». Потому что за праздничным столом оказались гости из Германской Демократической республики. Те самые работяги, на которых было взято повышенное обязательство интернационально дружить. На верфи иностранцев, само собой, не пускали, а на торжественную часть в цивильной обстановке, под присмотром капитана в штатском, — пожалуйста. И уважающие нас братские народы первые подняли тост по бумажке за счастливое плавание по морям des Shiff Alexey Chuev — ну кто виноват, что в немецкой транскрипции сочетание ch читается как х? Главный-то в школе английский учил, да и то давно.
Дураки, ей-богу. Лучше б Грибоедовым назвали. Атомный ледокол имени Канала Грибоедова.
Страшно подумать, а ведь я помню то время, когда он замерзал…
Leave a Reply